- Я написала песню. А она бьет под дых.
У тебя прекрасный голос и музыкальный слух. Играешь, правда, только на гитаре, потому что менеджер по продажам, зато вполне неплохо. А вот пишешь – так себе, но ты крутая, ты можешь спросить совета и признать ошибки.
Научила б, что ли.
Песня и впрямь била под дых – вся такая веселая, романтичная, а потом – две последние строчки.
- Я бы посоветовала тебе их убрать, но…
- Не выкинуть из песни слов?
Надеюсь, ты так шутишь.
- Глупости какие. Проблема в том, что эти две строчки тебе выкинуть нужно не столько из песни, сколько из жизни. А иначе – никакого толка.
Ты вздохнула и отвела взгляд, помешивая в чае серебряной ложечкой. Значит, уже поздно. Я люблю тебя, но не настолько, чтобы ради твоего счастья ломать твоё же мировоззрение. Я уже давно никого так не люблю и это почти прекрасно, потому что слишком уж дорого обходится мне спасение заблудших душ, которым еще и лень спасаться. Не стоит благодарности, стоит гораздо больше, а если брать больше – опять все наперекосяк, лучше б и не начинала.
- Впрочем, она и с этими строчками более чем прекрасна, они ей особую пронзительность придают.
Между прочим, я совсем не соврала. Мне, стороннему наблюдателю, путешественнику по перифериям чужих жизней такая песня – как глоток свежего ветра, холодного и терпкого, вдохнуть – и сразу захлопнуть окно, чтоб не простудиться.
- Значит, придется петь так.
Сказала горько-горько. Хорошо ведь понимаешь, что увязнешь скоро, что не в этом твое счастье, а совсем в другом, но все равно сохранишь последние две строчки, пронзительности ради, чтоб других встряхнуло – передернуло.
Может, так и надо?
У тебя прекрасный голос и музыкальный слух. Играешь, правда, только на гитаре, потому что менеджер по продажам, зато вполне неплохо. А вот пишешь – так себе, но ты крутая, ты можешь спросить совета и признать ошибки.
Научила б, что ли.
Песня и впрямь била под дых – вся такая веселая, романтичная, а потом – две последние строчки.
- Я бы посоветовала тебе их убрать, но…
- Не выкинуть из песни слов?
Надеюсь, ты так шутишь.
- Глупости какие. Проблема в том, что эти две строчки тебе выкинуть нужно не столько из песни, сколько из жизни. А иначе – никакого толка.
Ты вздохнула и отвела взгляд, помешивая в чае серебряной ложечкой. Значит, уже поздно. Я люблю тебя, но не настолько, чтобы ради твоего счастья ломать твоё же мировоззрение. Я уже давно никого так не люблю и это почти прекрасно, потому что слишком уж дорого обходится мне спасение заблудших душ, которым еще и лень спасаться. Не стоит благодарности, стоит гораздо больше, а если брать больше – опять все наперекосяк, лучше б и не начинала.
- Впрочем, она и с этими строчками более чем прекрасна, они ей особую пронзительность придают.
Между прочим, я совсем не соврала. Мне, стороннему наблюдателю, путешественнику по перифериям чужих жизней такая песня – как глоток свежего ветра, холодного и терпкого, вдохнуть – и сразу захлопнуть окно, чтоб не простудиться.
- Значит, придется петь так.
Сказала горько-горько. Хорошо ведь понимаешь, что увязнешь скоро, что не в этом твое счастье, а совсем в другом, но все равно сохранишь последние две строчки, пронзительности ради, чтоб других встряхнуло – передернуло.
Может, так и надо?