Ирония осторожно сделала глоток безумно пряного чая и недовольно скривилась, прикрывшись рукой, чтобы никто не заметил неземную благодать, проступившую на ее лице. Отвратительное пойло, его тремя литрами меда не спасешь, а она даже сахара не положила – марку держит, эксклюзивность свою подчеркивает, ага. Друзья, правда, давно пришли к выводу, что ирония просто жадина, каких свет не видывал, чаем ни с кем делиться не хочет, вот и пьет всякую мерзость, чтоб неповадно из ее кружки отпивать было. Логично.
Не то, чтобы ирония сегодня была не в духе. Она была в себе и находиться помимо этого в каком-то духе вовсе не считала нужным. Другое дело, что быть в себе иронии совсем не нравилось.
Она ходила по дому, грызла палочку корицы и с ворчательными репликами ликвидировала вчерашний бардак. Бардак, хоть и был разведен и культивирован вчера, следовательно, в прошлом, достоянием истории становится не желал и на данный момент являл собой образец актуальности.
Надо отдать ему должное, прятаться бардак умел феерически – вот вроде нет его нигде, а окинешь комнату взглядом – как же это нету, а кто тогда в кресле сидит, коктейль через соломинку потягивает? Соломинка, кстати, прикольная – полосатая, с зеленым дракончиком наверху, иронии такая в хозяйстве ой как пригодилась бы.
Да и вообще. Бардак был красивым и прекрасно это знал. Внешность истинного мачо, загорелого и черноокого, отлично подчеркивала яркая шелковая рубашка и белые льняные брюки. Длинный хвост перетягивала разноцветная лента, в левом ухе болталась сережка с голубым камнем, да еще коктейльчик этот вечный, где он его берет, интересно, у иронии-то дома, где даже тараканы с голодухи по соседям стритовать ходят? Не то, чтобы денег нет, то есть, их, конечно, нет, но это не повод ничего не есть – просто ирония вдруг решила похудеть, какой-то злодей показал ей телевизор, где тощая силиконовая блондинка вещала, что диета – это модно, и ирония внезапно захотела стать в чем-нибудь модной. Дурное влияние страха, очевидно, раньше ей такие мысли в голову не приходили.
- Бардак, ну бардак, - протянула ирония, устало садясь на ковер. Бардак ничего не ответил – он был крайне молчалив, особенно наутро. – Давай ты по-хорошему уйдешь, а?
В ответ бардак только вздохнул и шумно втянул коктейль через соломинку.
- Тебе что, правда негде жить? – продолжала массовую психологическую атаку ирония. – Ни за что не поверю.
Бардак снова вздохнул.
- Нет, ну серьёзно, я тебя каждый день с таким завидным упорством выгоняю…Ладно, не каждый, уболтал, но периодически случается, а ты все возвращаешься, - ирония, глядя на погрустневшего бардака, вдруг осознала, что что-то здесь неладно и предположила: - А может, ты к кому-то приходишь? К выхухолю там, или к гармонии, только она страха любит, к ней лучше не приходить, толку нет…Ну барда-ак, ну что ты такой грустный?
Бардак жалобно хлюпнул соломинкой.
- Непонятно, - ирония вздохнула и, поднявшись с пола, подошла к зеркалу. – Ладно уж, живи здесь, от меня не убудет.
Незваный гость разом повеселел, отчего ирония, обозрев свое отражение, сделала весьма неожиданный вывод:
- И вообще, я объявляюсь красивой, надоело мне худеть. Подумаешь - модно, я ретроград, хочу чизкейк!
По-прежнему храня гордое молчание, бардак положил на круглый стеклянный столик требуемое пирожное и серебряную ложечку.